Смерти Аушвиц. Десятилетняя Сара рвется домой, к четырехлетнему братику, закрытому на ключ в потайном шкафу. Но она вернется в Париж слишком поздно… Спустя

prose_contemporary Татьяна де Росней Ключ Сары Жаркий июль 1942 года. Около десяти тысяч евреев, жителей Франции, томятся в неведении на стадионе «Вель д'Ив». Старики, женщины, дети… Всех их ожидает лагерь смерти Аушвиц. Десятилетняя Сара рвется домой, к четырехлетнему братику, закрытому на ключ в потайном шкафу. Но она вернется в Париж слишком поздно… Спустя шестьдесят лет Джулия, американка по происхождению, пытается понять, почему французские власти позволили уничтожить своих соотечественников. Что же стало причиной трагедии — страх или равнодушие? И нужны ли сегодня слова покаяния? Перевод с английского Анатолия Михайлова. 2007 ru en Анатолий Михайлов prose_contemporary Tatiana de Rosnay Sarah's Кеу 2007 en golma1 doc2fb, FB Editor v2.0, AlReader2, FictionBook Editor Release 2.5 2010-09-13 Scan: Ronja_Rovardotter; OCR&SpellCheck: golma1 FFEC62C9-3C86-4BE7-8586-AD9397CB8AB2 1.2 1.0 — создание файла, 12.02.2010 by golma1 (текст сознательно разделён на секции, каждая из которых должна начинаться с новой страницы). 1.1 — дополнен дескрипшен, вычитка и сверка с печатным изданием (Ronja_Rovardotter 06-03-2010). 1.2 — исправление кириллицы в латинице (sic!), расстановка диакритических знаков, 13.09.2010 by golma1 Татьяна де Росней «Ключ Сары» Книжный клуб "Клуб семейного досуга" Белгород, Харьков 2007 978-5-9910-0111-3, 978-966-343-697-5, 978-0-312-37083-1 Посвящается Стелле, моей матери Моей дерзкой и непокорной Шарлотте С любовью — памяти моей бабушки Наташи (1914–2005) Все действующие лица настоящего романа вымышлены от начала и до конца. Но некоторые из описанных событий имели место в действительности, в особенности те, что произошли на территории оккупированной части Франции летом 1942 года. В частности, грандиозная облава «Велодром д'Ивер», которая состоялась 16 июля 1942 года в самом сердце Парижа. Настоящее произведение не является историческим исследованием и никогда не претендовало на звание такового. Это дань памяти детям, попавшим в облаву «Вель д'Ив». Детям, которые не вернулись домой. И тем, кто выжил, чтобы рассказать об этом. Т. де Росней Мой Бог! Что делает со мной эта страна? И раз она меня отвергла, давайте взглянем на нее беспристрастно, давайте вместе посмотрим, как она теряет свою честь и свою жизнь. Ирен Немировски. Французская сюита (1942) Тигр, о Тигр, светло горящий В глубине полночной чащи, Кем задуман огневой Соразмерный образ твой? Уильям Блейк. Песни невинности и опыта Девочка первой услышала громкий стук в дверь. Ее комната располагалась совсем рядом со входной дверью. Спросонья она решила, что это стучит отец, покинувший свое убежище в подвале. Очевидно, он забыл ключи, а теперь потерял терпение, когда никто не ответил на его первый, осторожный и робкий, стук в дверь. Но потом послышались голоса, сильные и грубые, разорвавшие тишину ночи. Это никак не мог быть отец. — Полиция! Откройте! Немедленно! Стук раздался снова, теперь уже громче. Он потряс ее до глубины души, проник в каждую клеточку ее тела. Ее младший брат, спавший на соседней кровати, зашевелился во сне. — Полиция! Откройте! Откройте! Интересно, который час? Она отодвинула занавеску и выглянула в окно. Было еще темно. Ей стало страшно. Она вспомнила недавно подслушанный негромкий разговор, поздно вечером, когда родители думали, что она уже спит. Она подкралась к двери в гостиную, слушала и смотрела сквозь маленькую щелочку в дверной панели. Напряженный и нервный голос отца. Взволнованное лицо матери. Они говорили на своем родном языке, который девочка понимала, хотя разговаривала на нем не так свободно, как они. Отец шепотом предрекал, что впереди их ждут трудные времена. Он говорил о том, что они должны быть мужественными и очень осторожными. Он произносил странные, незнакомые слова «концентрационные лагеря», «облава, большая облава», «аресты по утрам», и девочке очень хотелось узнать, что они означают. Отец бормотал, что опасности подвергаются только мужчины, что женщинам и детям ничего не грозит и что он каждую ночь будет теперь прятаться в подвале. Утром он объяснил девочке, что для всех будет лучше и безопаснее, если он некоторое время будет спать внизу. Пока «положение не улучшится», как он выразился. Интересно, какое положение он имеет в виду, подумала девочка. И как оно должно улучшиться? И самое главное, когда? Она хотела знать, что означают слова «концентрационный лагерь» и «облава», но боялась признаться, что несколько раз подслушивала разговор родителей. Поэтому она так и не осмелилась спросить его. — Откройте! Полиция! Неужели полицейские нашли папу в подвале, спросила она себя, и поэтому явились сюда, неужели они пришли, чтобы забрать папу с собой и отвезти в те места, которые он называл во время полуночных разговоров: «концентрационные лагеря», «далеко за городом»? Девочка перебежала на цыпочках в комнату матери, которая находилась дальше по коридору. Мать проснулась сразу же, как только почувствовала ее руку на своем плече. — Это полиция, мама, — прошептала девочка, — они ломятся в дверь. Мать сбросила простыню, опустила ноги на пол и убрала с лица прядь волос. Девочка подумала, что она выглядит очень усталой и старой, намного старше своих тридцати лет. — Они пришли, чтобы увести папу с собой? — жалобно спросила девочка, схватив мать за руки. — Они пришли за ним? Та не ответила. Из коридора снова донеслись громкие голоса. Мать быстро накинула платье поверх ночной рубашки, потом взяла девочку за руку и подошла к двери. Ее ладонь была горячей и потной, совсем как у маленького ребенка, подумала девочка. — Да? — дрожащим голосом произнесла мать, не открывая замка. В ответ раздался мужской голос. Он выкрикнул ее имя. — Да, месье, это я, — отозвалась она. Ее акцент стал заметнее, он прозвучал резко, почти грубо. — Открывайте. Немедленно. Полиция. Мать поднесла руку к горлу, и девочка заметила, что она очень бледна. Она выглядела опустошенной и обессиленной, почти что мертвой. И она не могла заставить себя сдвинуться с места. Девочка еще никогда не видела такого страха на лице матери. Она почувствовала, как у нее пересохло во рту. Ей тоже было страшно и тоскливо. Мужчины снова забарабанили в дверь. Неловкими, дрожащими руками мать открыла замок. Девочка вздрогнула и напряглась, ожидая увидеть серо-зеленую форму. На пороге стояли двое. Один из них был полицейским, в темно-синем плаще с капюшоном и круглой фуражке с высокой тульей. Второй мужчина был одет в бежевый дождевик. В руке он держал лист бумаги. Он еще раз произнес вслух имя матери. А потом отца. Его французский был безупречен. Слава Богу, мы в безопасности, подумала девочка. Если это французы, а не немцы, нам ничего не грозит. Если это французы, они не причинят нам вреда. Мать крепче прижала девочку к себе. Девочка слышала, как под платьем бьется материнское сердце. Ей хотелось оттолкнуть мать, хотелось, чтобы та выпрямилась, храбро взглянула в лицо этим мужчинам и перестала дрожать. И еще ей хотелось, чтобы сердце матери перестало биться, как у испуганного, загнанного животного. Она хотела, чтобы ее мать вела себя достойно. — Мой муж… его здесь нет, — запинаясь, с трудом выговорила мать. — Я не знаю, где он. Не знаю. Оттолкнув ее, мужчина в бежевом дождевике вошел в квартиру. — Поторопитесь, мадам. У вас есть десять минут. Соберите какие-нибудь вещи и одежду. Чтобы хватило на первое время. Мать не сдвинулась с места. Она во все глаза смотрела на полицейского. Тот стоял на лестничной клетке, повернувшись спиной к двери. Весь вид его выражал равнодушие и скуку. Она положила руку на рукав его темно-синей формы. — Месье, пожалуйста… — начала она. Полицейский развернулся, стряхнув ее руку. Глаза его были пустыми и холодными. — Вы слышали, что я сказал. Вы идете с нами. Ваша дочь тоже. Делайте, как вам говорят. Бертран опаздывал, по своему обыкновению. Я пыталась сделать вид, что мне все равно, но получалось не очень. Зоя прислонилась к стене, ей было скучно. Она была очень похожа на своего отца, и это их сходство иногда вызывало у меня улыбку. Но только не сегодня. Я подняла голову, глядя на древнее, высокое здание. Жилище Maтé.[1] Старая квартира бабушки Бертрана. А теперь здесь будем жить мы. Мы собирались оставить бульвар дю Монпарнас, с его шумом уличного движения, бесконечной вереницей машин «скорой помощи», спешащих к трем больницам, расположенным по соседству, с его кафе и ресторанчиками, и переехать сюда, на тихую, узкую улочку на правом берегу Сены. Округ Марэ был мне незнаком, хотя его древняя, увядающая красота приводила меня в восхищение. Была ли я счастлива оттого, что мы переезжаем? Не знаю. Не уверена. Собственно говоря, Бертран даже не спросил моего мнения. В сущности, мы вообще не разговаривали на эту тему. Со своим обычным напором он просто сделал то, что считал нужным. Не поставив меня в известность. — Вот он, — сказала Зоя. — Опоздал всего на полчаса. Мы смотрели, как Бертран идет по улице своей знаменитой фланирующей, чувственной походкой. Стройный, смуглый, излучающий сексуальную притягательность, истинный француз. Разумеется, он разговаривал по телефону. Как всегда. Позади плелся его деловой партнер, бородатый и розовощекий Антуан. Их контора находилась на рю де Л'Аркад, прямо за Магдалиной. Бертран подвизался в строительно-архитектурном бизнесе уже давно, когда мы еще не были женаты, но собственное дело, вместе с Антуаном, открыл всего пять лет назад. Бертран помахал нам рукой, а потом указал на телефон, скорчив гримасу и нахмурившись. — Якобы не может отделаться от типа, с которым разговаривает, — презрительно фыркнула Зоя. — Как же! Зое было всего одиннадцать, но у меня иногда возникало ощущение, будто она уже взрослая девушка. Во-первых, из-за роста, отчего все ее подружки выглядели малышками, а во-вторых, из-за размера моей ножищи, мрачно добавляла она, да еще из-за не по годам свойственной ей прозорливости, от которой у меня часто буквально замирало сердце. Было нечто взрослое в строгом взгляде ее карих глаз, в том, как она, задумавшись, задирала вверх подбородок. Она всегда была такой, еще с пеленок. Спокойная, уверенная, разумная. Иногда даже слишком разумная для своего возраста. Антуан подошел к нам, чтобы поздороваться, а Бертран продолжал болтать по телефону, достаточно громко, чтобы его слышала вся улица. Он размахивал руками, гримасничал, оборачиваясь время от времени, чтобы убедиться, что мы ловим каждое его слово. — Возникла проблема с одним архитектором, — любезно улыбнувшись, объяснил Антуан. — Конкурент? — пожелала узнать Зоя. — Конкурент, — подтвердил Антуан. Зоя вздохнула. — Это значит, что мы можем застрять здесь на целый день. Мне пришла в голову одна мысль. — Антуан, у вас случайно нет с собой ключей от квартиры мадам Тезак? — Случайно есть, Джулия, — ответил он и просиял. Антуан всегда говорил по-английски в моем присутствии, хотя я обращалась к нему по-французски. Полагаю, таким образом он хотел выказать мне дружеское расположение, но в глубине души я испытывала раздражение. У меня возникало ощущение, что, несмотря на то что я прожила здесь столько лет, мой французский все еще недостаточно хорош. С важным видом Антуан извлек на свет ключ. Мы решили подняться в квартиру, все втроем. Зоя ловко набрала нужную комбинацию на digicode.[2] Пройдя через тенистый, прохладный внутренний дворик, мы подошли к лифту. — Ненавижу лифт, — заявила Зоя. — Папа должен что-нибудь с ним сделать. — Милая, он перестраивает только квартиру твоей прабабушки, — заметила я. — А не все здание. — Может быть, ему стоит подумать об этом, — парировала дочь. Пока мы стояли в ожидании лифта, мой мобильный телефон зачирикал, выводя мелодию Дарта Вейдера.[3] Я бросила взгляд на экран, на котором высветился номер. Звонил Джошуа, мой босс. Я ответила: — Да? Джошуа был немногословен. Как всегда. — Ты нужна здесь к трем часам. Закрываем июльский выпуск. Окончательно и бесповоротно. — Блин, вот это да! — дерзко и нахально отреагировала я. С другого конца линии до меня донесся короткий смешок, после чего Джошуа повесил трубку. Похоже, ему нравилось, когда я говорила «Блин!». Может, это напоминало ему о молодости. Антуан, кажется, пришел в изумление от моих старомодных американизмов. Я представила, как он коллекционирует их, а потом пытается воспроизвести со своим французским акцентом. Лифт представлял собой одну из этих неподражаемых хитроумных парижских штуковин с крошечной кабиной, опускаемой вручную железной шторкой и двойными деревянными дверями, которые так и норовили стукнуть вас по носу. Зажатая между Зоей и Антуаном, который, на мой взгляд, несколько перестарался с одеколоном «Vetriver», я мельком взглянула на свое отражение в зеркале, пока мы медленно поднимались вверх. Я выглядела такой же старой и ржавой, как и жалобно скрипящий лифт. Куда подевалась цветущая и свежая красавица из города Бостона, штат Массачусетс? Женщина, которая смотрела на меня из зеркала, пребывала в том кошмарном возрасте, где-то между сорока и сорока пятью, и на ее бесцветном лице явственно видна была обвисшая кожа, намечающиеся морщины и подкрадывающийся климактерический период. — Я тоже ненавижу этот лифт, — мрачно заявила я. Зоя засмеялась и ущипнула меня за щеку. — Мама, в этом зеркале даже Гвинет Пэлтроу была бы похожа на ведьму. Я не смогла сдержать улыбку. Замечание как раз в духе Зои. Мать начала всхлипывать, сначала тихонько, а потом все громче и громче. Пораженная, девочка глядела на нее во все глаза. За все прожитые десять лет своей жизни ей еще ни разу не приходилось видеть, чтобы мать плакала. Она с ужасом смотрела, как по белому, словно бумага, и такому же сморщенному лицу матери текли слезы. Ей хотелось крикнуть матери, чтобы та перестала плакать, ей было невыносимо стыдно оттого, что мать распустила сопли в присутствии этих чужих и незнакомых мужчин. Но те не обратили на слезы матери никакого внимания. Они просто приказали ей пошевеливаться. Времени на разговоры у них не было.

Похожие:

	Сара Дессен Замок и ключ Посвящается Ли Фельдману за то, что он видит меня насквозь, и Джею, который всегда ждет на другом берегу		Жюль Верн Париж 100 лет спустя (Париж в XX веке) Был ли от природы оптимистом, верил ли искренне в прогресс — во всяком случае, до тех пор, пока на его последние сочинения не ляжет...
	Пятилетний Джек всю свою жизнь провел в одной комнате. Эта комната... Она смогла обеспечить сыну полноценное развитие, но Джек рос, и вместе с ним росло его любопытство. Рано или поздно комната стала...		Любовь цвета крови "Част 2" Вступление Спустя два года Джессика оправилась после смерти Дина и Стефани, но в ее душе была пустота. С джерми они подружились и стали лучшими...
	Как-то раз один человек вернулся поздно домой с работы, как всегда  Пап… — сын посмотрел на него снизу вверх очень серьёзными глазами. — Пап, ты можешь занять мне 300?		Сырожа! Сырожа, домой!- разносился по вечернему двору старушечий голос Сырожа, уже поздно,- серёжина бабушка встала с лавки, с которой до этого наблюдала за вознёй внука,- ты обещал маме, что будешь меня...
	Карин Слотер «Гнетущий страх» Пока Тесса пересекала парковочную площадку, вдруг поднялся ветер, и ее ярко красное платье задралось выше колен. Она попыталась опустить...		Анатолий Александрович Вассерман Скелеты в шкафу истории Анатолий... Уже на моей памяти появился термин «современная история». Им обычно именуют события, происшедшие на глазах исследователей, но уже...
	Пролог Америке, она растеряна, напугана, но она верит в себя и не собирается отступать. Джин КвокПрологГлава перваяГлава втораяГлава третьяГлава...		Каждый писатель, работающий в жанре «ужастиков», должен написать... Сколько сумасшедших? Сколько думало о том, чтобы прочесть несколько строк из Библии, что лежит на прикроватном столике, и повеситься...