Только предложений, но и ответов от наших издательств и журналов, когда и иностранные издатели метались по книжной ярмарке в Москве, как во время
Скачать 3.16 Mb.
|
| его. Ему вспоминался дед. А перед дедом он был виновен, и чувство раскаяния одолевало его. Коле шел седьмой год. Жили они тогда в Боровинке. Как-то вечером дед не отпустил Колю на улицу: темнело и мороз ударил. Коля, разобидевшись, расстриг у него на шубе петли. Утром дед стал собираться во двор, а Коля наблюдал из соседней комнаты в щелочку. Дед надел шубу, взялся за верхнюю петлю и хотел застегнуть ее, но петля соскользнула с пуговицы. Дед взялся за вторую петлю... Затем, уже судорожно тряся рукой, он прошелся по оставшимся петлям и горько заплакал. И вот теперь, ровно через десять лет, прокручивая в памяти этот случай, Глаз сказал: "Дедушка, прости меня". ...Утром его перевели в третий карцер. На взросляке кто-то отличился, и его заперли в пятый. Пусть, как и Глаз, померзнет. Но только десять суток. Взрослякам давали в два раза больше. 7 Глаза подняли в камеру к ментам. Войдя, он сразу заметил, что коренастого мента нет. Вместо него -- новичок. -- А где коренастый? -- На этап забрали. -- В КПЗ? -- Нет, в зону. Он осужденный был. -- А у вас что, и следственные и осужденные сидят вместе? -- Да, вместе. Отдельных камер не дают. Тюрьма и так переполнена,-- отвечали бывшие менты. "Что ж, раз нет коренастого, я вам устрою веселую жизнь. Отдельные камеры вам подавай. Боитесь в общих сидеть..." Из всех ментов Глазу нравился только Санька. Его сейчас забирали на этап, в зону. В ментовскую. В Союзе было несколько зон, в которых сидели бывшие работники МВД. Их в общие зоны не отправляли -- боялись расправы над ними. Санька был солдат из Казахстана. Но русский. Ему было всего девятнадцать лет. Он сбежал из армии. Месяц покуролесил по Союзу, а потом приехал домой, и его забрали. За самовольное оставление части ему дали два года общего режима. Санька был отчаянный балагур, весельчак и юморист. -- Что в армии, что в тюрьме,-- говорил он,-- один хрен. В армии бы мне служить три года, а в зоне -- два. Я раньше домой приеду, чем те, с кем меня в армию забирали. Аля-улю! Служил он в войсках МВД здесь, в Тюмени. Охранял зону общего режима. Двойку. Потому и попросился в ментовскую камеру. На другой день на Санькино место посадили малолетку Колю Концова. Это был обиженка. В камере над ним издевались. Он был с Севера, и земляков у него было мало. Попал за воровство. Дали ему полтора года. Коля Концов был тихий, забитый парень с косыми глазами, похожий на дурачка. Дураком он не был, просто был недоразвитый. Медленно соображал, говорил тоже медленно и тихо, рот держал открытым, обнажая кривые широкие зубы. Глаз сразу дал ему кличку -- Конец. Теперь Конец шестерил Глазу. Менты не вмешивались. Их это даже забавляло. Если Конец медлил, Глаз ставил ему кырочки, тромбоны, бил в грудянку. Конец терпеливо сносил. "Этот,-- думал Глаз,-- на зоне будет Амебой. И даже хуже. Что сделаешь, такой уродился". -- Конец,-- сказал как-то Глаз,-- оторви-ка от своей простыни полоску. Да сбоку, там, где рубец. Конец оторвал. -- А теперь привяжи к крышке параши. Тот привязал. -- И сядь на туалет. В трехэтажном корпусе разломали печки, на их месте сделали туалеты и подвели канализацию. Но туалеты пока не работали. Конец стоял, глядя на Глаза ясными, голубыми с поволокой глазами. -- Кому говорят, сядь! Конец сел. -- Вот так и сиди. Кто захочет в парашу, ты дергай за веревочку, крышка и откроется. Понял? -- Понял,-- нехотя выдавил Конец. Менты, кто со смехом, кто с раздражением, смотрели на Глаза, но молчали. Забавно им это было. -- Итак, Конец, я хочу в туалет. Глаз подошел к параше. Конец потянул за отодранный рубец, и крышка откинулась. Оправившись, Глаз отошел, а Конец встал и закрыл крышку. Двое ментов тоже оправились, воспользовавшись рационализацией. Они балдели. В камере сидел один мент. В милиции уже несколько лет не работал. Попал за аварию. В ментовскую камеру попросился сам: очко-то не железное, вдруг кто-нибудь его узнает. Это был спокойный, задумчивый мужчина лет тридцати с небольшим. Он был всех старше. Славой его кликали. -- Глаз, что ты издеваешься над пацаном? -- вступился он за Конца.-- А вы,-- он обратился к ментам,-- потакаете. Конец! -- повысил он голос.-- Отвяжи тряпку и встань. В тебе что, достоинства нет? Конец отвязал и сел на шконку. -- Слава,-- сказал Глаз,-- о каком достоинстве ты говоришь? Ему что парашу открывать, что... -- Раз он такой, зачем над ним издеваться? -- Сидеть скучно. А тут хоть посмеемся. Вечером Глаз с Концом играли в шашки. "Достоинство, говоришь! -- возмущался Глаз.-- Я покажу сейчас вам достоинство". -- Конец, слушай внимательно,--тихо, чтоб не слышали менты, заговорил он,--мы с тобой разыграем комедию. В окне торчит разбитое стекло. Вынь осколок небольшой и начинай его дробить. Пусть менты заметят. Они спросят, зачем долбишь, ты скажи, только тихо вроде, чтоб я не слышал,-- мол, Глаз приказал. Спросят, для чего, ты еще тише скажи, что я приказал тебе мелкое стекло набросать им в глаза. Если не сделаю, он меня изобьет. Бросать не будешь. Мы их просто попугаем. Усек? -- Усек.-- Лицо Конца расплылось в улыбке. -- Сейчас закончим партию -- и ты начинай. Конец долбил осколок коцем на полу. Когда стекло захрустело, менты заперешептывались. Один мент, Толя Вороненко, подошел к Концу, пошептался с ним, открыл парашу и выбросил в нее истолченное стекло. "Нештяк, в натуре, очко-то жим-жим. Ладно, на сегодня хватит, а завтра еще чего-нибудь придумаем". На другой день Конец взял ложку и стал ее затачивать о шконку. Менты переглянулись, и Вороненко сказал: -- Конец, иди-ка сюда. Конец стал перед ним. -- Для чего ты точишь ложку? -- спросил он тихо. Конец молчал. -- Говори, не бойся. -- Глаз сказал, чтоб я заточил ложку, а ночью, когда будете спать, чтоб я вам кому-нибудь глотку перехватил. Говорит, порежет меня, если не выполню. Вороненко отобрал у Конца ложку. Через день Глаз сказал Концу: -- Ты поиграй в шашки с Вороненко. И скажи ему по секрету, что я хочу замочить одного из них. Отоварю кого-нибудь спящего по тыкве табуреткой и начну молотить дальше. Скажи: кого Глаз хочет замочить, он еще не надумал. Кто больше опротивеет, мол. Конец передал это Вороненко, тот -- ментам. В камере сидел земляк Глаза Юра Пальцев, однофамилец начальника заводоуковской милиции. Пальцев тоже работал в медвытрезвителе, но медбратом, или, как называют в армии, тюрьме и зоне, коновалом. Он у одного работяги из Падуна вытащил десять рублей. За Пальцевым наблюдали давно. Начальник уголовного розыска Бородин приехал к нему домой и с порога сказал: "Ты зачем у Данильченко вытащил десять рублей?" Пальцев растерялся. Бородин заметил это. "Не вытаскивал я никаких десять рублей". Бородин сел на табурет возле стола. Оглядел кухню. Потом поднял клеенку на столе -- туда обычно кладут деньги -- и вытащил десятирублевку. "Вот куда ты спрятал. Ах сукин ты сын, позоришь органы".-- "Это не те деньги. Не те. Это жена положила".-- "Не те? Нет те! Данильченко сказал, что у десятки уголок был оторван. Вот видишь?" -- "А я говорю вам--не те!" И Пальцев завел Бородина в комнату и вытащил из-за электросчетчика скомканную десятку. "Вот она!" "Ну и дурак,-- резюмировал Глаз, выслушав рассказ Пальцева.-- Зачем ты ему десятку показал? Сказал бы, нет, не брал -- и все". Пальцев был деревенский. Переживал сильно. Он и так был худой, а на тюремных харчах дошел вовсе. Болела его душа -- жена дома осталась. Она и так-то, признавался он Глазу, ему изменяла. Не девушкой он взял ее. Пальцев показывал фотографию жены -- симпатичная, смуглая, с длинными волосами. Заводоуковские менты, когда он сидел в КПЗ, несколько раз устраивали ему личные свидания. А за это она отдавалась ментам. С удовольствием. Перед отбоем Глаз подсел к Пальцеву. Глазу нравились его тельняшка и солдатские галифе. -- Давай, Юра, сменяемся брюками. Я тебе хэбэ, а ты мне галифе. В зоне тебе все равно в них не ходить. А в моих разрешат. Юра согласился. -- Тельняшку в зону тоже не пропустят,-- врал Глаз,-- а я по тюрьме буду хилять, тебя вспоминать. Варежки тебе дам новые, шерстяные. Пальцеву было жаль тельняшку. Но жизнь-то дороже. "Вдруг Глаз осерчает и сонного табуретом начнет молотить?" -- думал он. Глаз надел галифе, тельняшку и важно прошелся по камере, выпячивая грудь. "В этой форме я приеду в КПЗ и на допросе скажу Бородину: вот посадили Пальцева, а ему в тюрьме несладко живется, видишь -- я снял с него одежду. Жалко ему станет Пальцева или нет?" Ночью Глаз проснулся от шепота. Вороненко, свесившись со второго яруса, тормошил Пальцева. Пальцев проснулся и закурил. У Глаза сон как рукой сняло. Пальцев покурил, заплевал окурок, заложил руки за голову и остался лежать с открытыми глазами. "Уж не караулят ли они меня, чтобы я кого не замочил?" Часа через два -- а как долго ночью тянется время! -- Пальцев, встав со шконки, разбудил очередного мента. Теперь ночное дежурство принял Володя Плотников. Он работал надзирателем на однерке, что находилась через забор от тюрьмы. Посадили его за скупку ворованных вещей. Соседи-малолетки обокрали квартиру и принесли ему посуду. Он купил. А потом они попались и раскололись. Его заграбастали. Он был членом партии, единственный из всех сокамерников. Ему было лет тридцать. Он тоже скучал по жене, которую любил. "Конечно, я могу сейчас встать, закурить. Подойти к табуретке, постоять возле нее. Посмотреть на волчок. Подойти к двери. Послушать, не шаркает ли по коридору дежурный. Плотников в этот момент будет за мной пристально наблюдать. Только я подниму табуретку -- он заорет и разбудит всю камеру. Вот будет потеха. Меня, конечно, сразу в карцер. А потом к ним не поднимут. Ну-ка это все на хер. Они такие же зеки. Зачем их пугать?" В камеру дня через два посадили здоровенного татарина. Татарин назвал себя Николаем и сразу захватил верхушку в камере. Он обращался со всеми запросто, будто всех знал давно, а тюрьма была для него дом родной. Татарин был темнило. Трудно было понять, за что его посадили и как он попал в ментовскую камеру. Он был высокий, психованный, целыми днями ходил по камере. Размахивал длинными ручищами, когда что-нибудь объяснял, и держал себя выше всех, зная наперед, что никто и ни в чем ему возразить не сможет. Глаз больше других с ним разговаривал. Постепенно татарин стал рассказывать о себе. Давно, лет десять назад, он работал в милиции. Потом от него ушла жена, и он стал пить. Допился до белой горячки. Чуть не убил человека. Но все обошлось -- его подлечили. Потом опять стал пить и что-то украл. Его посадили. Дали срок. Так он попал в пермскую ментовскую зону общего режима. Освободился. Немного погулял и попал вторично. Теперь его направили в иркутскую зону усиленного режима. -- Хоть зоны и называются ментовскими,-- рассказывал татарин,-- но в них и половины ментов нет. В них направляют зеков из других, обыкновенных зон, ну, козлов всяких, а на этих зонах старого не вспоминают. Не важно, кем ты был. Хоть министром внутренних дел. Тебя за это не обидят. В начале шестидесятых годов, рассказывал татарин, в иркутскую спецзону пригнали по этапу бывшего полковника. На воле он работал начальником управления внутренних дел. Ему должны были вот-вот присвоить комиссара, но он влип на взятке. На крупной, конечно. Его раскрутили. Дали восемь лет. В зоне полковник ни с кем не кентовался. Жил особняком. Все молчал. И через год сошел с ума. Еды ему не хватало. Он лизал чашки, собирал с пола корки хлеба, а когда ему особенно жрать хотелось, он залезал в помойную яму и там выискивал крохи. Он как был молчуном, так и остался, только все говорил себе под нос: "Ту-ту". Из помойной ямы так и слышалось "ту-ту". -- Так что,-- закончил свой рассказ татарин,-- вы, мелкие сошки, не расстраивайтесь и не переживайте, что вас посадили. И не таких людей садят. Отсидите -- умнее будете. Полковник десятками тысяч ворочал, а вы у пьяных копейки забирали. На зоне научитесь, как надо по-крупному делать деньги. В следующий раз, когда я с вами опять встречусь в тюрьме или зоне, я думаю, вы уже попадете не за копейки. А будете, как полковник Ту-Ту. Менты молчали. Они теперь не боялись Глаза. Перестали дежурить. Сейчас они побаивались татарина и ему не перечили. А с Глазом были на равных. Глаз рассказывал ментам свои похождения, а они с ним делились своим горем. По воле они тосковали сильно. А Глаз, слушая мента-рецидивиста, набирался опыта. -- Парни! -- объявил однажды Глаз.--Я сотворю сейчас хохму. Сегодня заступил новый дубак, он меня плохо знает. Он оторвал от одеяла кромку и сплел веревку. Один конец привязал к кровати, а другой накинул себе на шею: сел на пол и подтянул веревку, а чтоб надзиратель не узнал его, надел шапку, сдвинув ее на глаза. -- Ну, стучите.-- И Глаз откинул в стороны руки. Менты забарабанили в дверь. -- Чаго там? -- открыл дубак кормушку. Перебивая друг друга, менты закричали -- Удавился, удавился у нас один!.. Надзиратель посмотрел через отверстие кормушки в камеру и увидел зека, сидящего возле кровати. С середины кровати к шее спускалась туго натянутая веревка. Язык у зека вылез наполовину, на глаза съехала шапка, а ноги и руки были раскинуты по сторонам. Зная, что камера ментовская, дубак, бросив кормушку открытой, понесся к телефону. Не прошло и двух минут, как застучали кованые сапоги и распахнулась дверь. В камеру вбежал дежурный помощник начальника тюрьмы лейтенант Зубов. Он был без шапки и в одном кителе. Галстук от быстрого бега повис на плече. -- Петров, это ты, что ли, задавился?--спросил Зубов, тяжело вздохнув и снимая галстук с плеча. -- Я,-- ответил Глаз, убирая с лица шапку. -- Ну и как на том свете? -- Скучно, как в тюрьме. Глазу горело пять суток, но лейтенант был добряк. -- Не шути больше так, Петров,--кинул он на прощанье. На днях осудили Плотникова и за скупку ворованных вещей дали полтора года общего режима. Он с защитником написал кассационную жалобу и теперь ждал результата. Глаз утешал Володю: -- Тебе светил бы срок, если бы они доказали, что ты эту чертову посуду купил, зная, что она ворованная. А ты ни на следствии, ни на суде не сказал, |
Похожие:
 | Психология Р по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. Москва, 3-й проезд Марьиной рощи, 41. Саратовский ордена Трудового Красного... |  | Когда оппоненты нервничают Лучшие работы по истории, философии, политологии как современных авторов-ученых риси, так и издания, «прошедшие испытанием времени»,... |
| Комитет по культуре Санкт-Петербурга На выставке наряду с продукцией известных издательств будут представлены малотиражные издания музеев, различных издающих организаций,... | | Лев Давидович Троцкий Преданная революция: Что такое СССР и куда он идет? В маршале Тухачевском вполне основательно видели будущего генералиссимуса. В то же время многочисленные "левые" иностранные журналисты,... |
| Вы не найдете ответов на многие свои вопросы, но вы получите представление... Из наших книг вы узнаете, как возникла группа хс и сложилась судьба их лидера — Сергея Изриги | | А нарушение синтаксических норм при построении различных предложений.... Чаще всего в задании А5 встречаются следующие типы предложений с однородными членами, в которых могут быть допущены грамматические... |
| 1 Зоопсихология как наука Только за последние десять лет появился ряд новых журналов, а также сайтов Интернета, посвященных проблемам зоопсихологии, в периодических... | | Доклад под названием «Художник и его время» Того не избавил, и мы живем в интересное время. Во всяком случае, оно не позволяет нам терять к нему интерес. И современным писателям... |
| Интервью беседы с Крисом Родли Я глубоко признателен Дэвиду за юмор, доверие и душевную щедрость, вложенные им в работу над этой книгой. На сегодня записано двадцать... | | Прочитайте внимательно каждое из приведенных предложений и зачеркните... Прочитайте внимательно каждое из приведенных предложений и зачеркните соответствующую цифру справа в зависимости от того, как Вы... |